«Когда тебя переделывают по чужой программе – это ведь смерть, правда?»
Он застыл, прислушиваясь к ее словам чутким слухом памяти.
«Программа предпочтет, чтобы ты погиб, но больше ее не отключал, босс».
Сколько всяких ловушек они установили, чтобы заставить его действовать против себя самого? Чтобы заставить работать на Департамент – или умереть, но не освободиться?
Он уже один раз победил их – на корабле Точильщика. Он побил их с помощью одного осколка уверенности, который сохранился в течение четырех лет безумного расставания с собственной душой: Они лгут.
Он добровольно разбил то, что создал во время того танца на корабле Точильщика, но этот осколок истины по-прежнему был с ним. Это было началом, хотя и не таким началом, которое он выбрал бы добровольно. Как это свойственно людям, он очертя голову нырнул в Л-апелеку прежде, чем были проведены должные размышления. Он смущенно улыбнулся темноте за печкой.
– Танец будет долгим, – тихо сказал он. – Дождись меня, шатрез…
Прозвучал сигнал возвращения в нормальное пространство. Шадиа проснулась и вернула кресло пилота в вертикальное положение, одним ловким движением убрав сеть безопасности и уже проверяя показания пульта. Она отметила набор нормальных показаний, дала сигнал готовности пилота и включила экраны. Корабль разведки плавно вошел в нормальное пространство.
В экране по направлению полета зависла планета средней величины – одна из трех в системе, единственная обитаемая. Планета И-2796-893-44 – Вандар, как называют ее местные жители. Запретный мир, где торговля и все контакты исключены по причине неразвитости общества.
Она со вздохом включила вахтенный журнал и снова вздохнула, когда на нижней части главного экрана возникла надпись «Начать процедуру подлета». Скорее от скуки, чем из-за сомнений в автопилоте корабля, она перевела управление на ручное и лихо положила корабль в предписанную спираль.
– Можно подумать, – проворчала она на вимдиаке – языке, который она предпочитала для разговора с самой собой, – у них есть хоть что-то настолько мощное, чтобы они могли меня увидеть. Ах, ладно, Шадиа – рассматривай это как небольшую практику пилотирования, хотя эту задачу трудной не назовешь. Ха! Что-то мы стали слишком умные, а? И насколько точно ты сможешь выдержать траекторию, хвастунья?
Некоторое время она занималась тем, что вела корабль по расчетной траектории – без погрешностей. На втором вспомогательном экране синяя линия движения корабля безжалостно перекрывала черную расчетную. Сосредоточенная Шадиа довольно мурлыкала себе под нос какую-то мелодию.
– Спорим на кантру, что ты собьешься при входе на орбиту? Вечно ты… Дети Камчеки, а это еще что такое?
«Это» блестело в лучах желтого солнца, выйдя на своей орбите из-за горизонта. Средняя орбита, стабильная. Шадиа усилила увеличение, настроила датчики – и чуть было не обругала компьютер. Второй вспомогательный экран показывал, что подлет корабля по-прежнему совпадает с расчетным.
Компьютер сообщил ей, что это – корабль (собственное чутье подсказало то же самое на насколько секунд раньше). Аккумуляторы полностью вышли из строя, добавили датчики, а компьютер вывел изображение на третий вспомогательный экран, охарактеризовав орбиту как быстро снижающуюся. Показатели наличия форм жизни оставались непримиримо отрицательными: на корабле не было и живой блохи, хотя, судя по показаниям датчиков, система жизнеобеспечения находилась в рабочем состоянии.
Шадиа нажала было кнопку навигационного расчета, вспомнила, что корабль находится на ручном управлении, и провела вычисления в уме, чтобы выйти наперехват испорченному кораблю. Уравняв скорость и включив датчики и сканеры на максимальное разрешение, корабль разведки начал сближение.
Уже через несколько секунд ее корабль завис рядом с пустой яхтой. Она вывела справочник. У корабля не было лиадийских обозначений, а вместо них стояли две цифры, семь и одиннадцать, соединенные дефисом. Обозначение порта приписки было замазано краской и на экране не появилось.
Дефекты корабля были заметными: шрамы, царапины, яркие пятна металла. Можно было подумать, что он прошел через метеоритный рой, не включив защитного экрана. Чем дольше она его рассматривала, тем сильнее ждала, что он поведет себя так, как положено кораблю: развернется, сориентируется, отреагирует на присутствие другого корабля.
Хорошей новостью – если ее можно было считать хорошей – было отсутствие крупных протечек. На спектроскопе не появилось нежелательного газового пятна, никаких указаний на то, что корабль был открыт вакууму.
Плохой новостью было его положение, которое в очередной раз подтверждало необходимость мусоросборочных полетов. Проклятье! Когда в прошлый раз на орбите запретного мира нашли что-то, то три года ушло на то, чтобы все собрать и составить отчеты.
На секунду ей захотелось забыть о том, что она здесь видела, однако Шадиа прекрасно понимала, что рано или поздно ее записи проверят и кто-то этот корабль заметит.
– Чертовы правила! – пробормотала она. – Страница 437, параграф 4: «Доложить прежде, чем входить на борт любого подозрительного или не имеющего разрешения находиться в запретной зоне корабля».
Шадиа неохотно ввела координаты ближайшего комм-ретранслятора и включила узкий луч экстренной связи. Продолжая проклинать свое невезение, она нажала переключатель, который отправит показания ее датчиков на резервной частоте.
Немного позже она уже стояла в рубке брошенной яхты, хмуро рассматривая карту на полу. Яхта побывала в руках икстранцев – это было видно невооруженным глазом, – однако икстранцы обычно не прерывали налета, чтобы заняться подробной картографией. И, видя под собой незащищенный мир, они тем более не стали бы тратить и доли секунды на составление карты.